Щоденник

Ну, что скажешь, Ъ.? Под тебя уже не подходят никакие уменьшительно-ласкательные, никакие потусторонние, никакие божественные. Ты просто Ъ. с такой огромной точкой после заглавной буквы. И в шутку по отчеству называть тебя уже не получается. У кого-то другого да, у меня ни разу. Даже язык не поворачивается. Потому что ты совершенно не похож на того, к кому в три часа ночи, за кем босиком по снегу, за кого душу. Больше не тот, в чьи объятия, носом в ключицу и задыхаться от родного до безумия запаха. Вот последний только и остался. На воротнике пуховика. Сколько не стирала, сколько новых духов литрами не выливала на него, ты намертво впитался в ткань и не поддаёшься никаким современным эксклюзивам в порошковой индустрии. Ты даже уже больше не имя, которое в паспорте. И глаза твои колюче-холодные. Покрытые толстым слоем льда. И я под этим льдом. Не успевшая вынырнуть. Не сумевшая вовремя выбраться из тебя. Вечная заложница в отражении осколка, застрявшего в сердце Кая. И никакие вселенс

И мне не остаётся ничего иного, как снова открывать мессенджер и писать бесконечные и совершенно бессмысленные письма тому, кому вообще всё равно на меня и на мою жизнь. Но я хватаюсь за каждое его сообщение, глотаю каждое понравившееся слово и слагаю из них то, что в очередной раз, спустя несколько дней, назову дурацкой иллюзией. Но это будет потом. А сейчас я жадна к крохам внимания с его стороны, к мыслям, которые до мельчайших деталей обдуманы и осознаны, к музыке, которая находится в недоступном ни для кого плейлисте. Он открывается для меня каждый день с новой, неожиданной возвышенной стороны. Будто он уже достиг того самого пика совершенства, но не признаётся в этом никому, только чтоб никто не чувствовал себя ущербным рядом с ним. И мне не признается сразу. Каждый день по чуть-чуть. Но я то знаю, как дела обстоят. И от того еще больше боюсь его потерять. Потому что только его приветствие с добрым утром может сделать это утро действительно добрым. А после его спокойной ночи он